Дочь маминой подруги. Как амбиции родителей ломают жизни детям

Домашнее насилие в современном мире не является редкостью – с ним ежегодно сталкивается большое количество детей. И если к физическому насилию общество выработало устойчивое негативное отношение, то с моральным давлением все не так просто.

Часто психологический прессинг является скрытым. На ребенке нет синяков, он не голодает и не испытывает материальных лишений. Чрезмерное давление и контроль, оскорбления и запугивания воспринимаются как методы воспитания. И в случае, если дети решаются на откровенный разговор или крик о помощи, их упрекают в «избалованности», «неблагодарности» и создании проблемы «на пустом месте». Между тем, нанести вред психике ребенка можно, даже не поднимая на него руку – просто проявляя безразличие, отталкивая его или пытаясь удовлетворить свои амбиции за его счет.

Александра (имя изменено по просьбе героя публикации – прим.) закончила школу с золотой медалью, получила красный диплом и всю жизнь пыталась доказать матери, что она достойна любви.

Александре – 24 года, и сейчас она пытается начать жизнь заново.

Я никогда не жила своей жизнью

Моя жизнь, какой я ее помню, всегда представляла собой непрерывную гонку без права на перерыв. В детстве у меня не было возможности остановиться и подумать, хочу ли я так жить, хватит ли у меня сил, понимаю ли я, ради чего отказываю себе практически во всем, что не касается учебы.

Мой отец исчез еще до моего рождения. Моя мать всегда хотела для меня «лучшей судьбы». И в ее представлении достойным человеком я могла стать, только получив «полный комплект отличника»: золотую медаль в школе и красный диплом в вузе. Есть люди, которым учеба дается очень просто, и они не прилагают больших усилий, чтобы добиться хороших результатов. Я – не из таких людей. Чтобы постоянно зарабатывать высокие баллы и удерживать «планку», о которой говорила мать, мне приходилось вкладывать в учебу все свое время и все эмоциональные ресурсы, которые у меня были.

Сейчас я понимаю, что до этого момента жила не своей жизнью, а только желаниями мамы. И, думаю, она осталась разочарована результатом. Я не нашла престижную и высокооплачиваемую работу. У меня нет карьерных амбиций. Ей больше нечем гордиться, как было в мои школьные годы. Я просто обычный человек.

Я всегда должна сделать «чуточку лучше»

Сложно назвать момент, в который я поняла, что моя семья отличается от семей моих одноклассников. Были те, кто щелкал контрольные как орешки, кто получал удовольствие от учебы. И те, кто боялся возвращаться домой и показывать родителям дневник. Я была среди вторых. Это смешно, потому что я была отличницей, а они – перебивались с двоек на тройки. Я знаю ребят, которым крепко доставалось за плохие оценки, которых могли ударить, выпороть ремнем, в старших классах – лишить техники или карманных денег. Ко мне никогда не применялось физическое насилие. Мать редко повышала на меня голос. До определенного периода самым страшным, что я слышала от матери, была фраза: «ты меня очень сильно разочаровала». После этого я очень долго жила только ради одной цели: доказать маме, что она может гордиться мной. Только спустя большое количество времени я поняла одну простую вещь – моих усилий всегда будет недостаточно. Я всегда должна сделать «чуточку лучше».

Сколько я помню себя, я всегда жила в атмосфере страха не оправдать ожиданий мамы. Она встречала меня на пороге и первым, что я должна была сделать, зайдя в дом – показать свой дневник. Отсутствия плохих оценок было недостаточно, я должна была каждый день чем-то отличаться. Все разговоры за столом касались исключительно школьных успехов, а больше мы, по сути, нигде и не общались. Иногда я пыталась рассказать о том, что мне действительно важно, поделиться какими-то историями из повседневной, бытовой жизни, которая не касалась уроков. Мать никогда не прерывала меня, но и не поддерживала разговор. Обычно после того, как я замолкала, она сразу же переводила тему на ошибки, которые Галина Ивановна обнаружила в моем докладе по истории.

Если описывать мой дом несколькими словами, то это такое ледяное законсервированное помещение, где все подчинено строгому графику. Уже учась в вузе, я никак не могла избавиться от укоренившейся привычки, и на пороге квартиры тянулась к сумке за дневником. В школе доходило до смешного – после занятий я сидела в раздевалке и репетировала, как буду отчитываться дома. Каждый день мне нужна была хотя бы одна область, в которой я смогу назвать себя «лучшей».

«Я все равно люблю тебя»

В моем классе было еще несколько отличников, и я долго присматривалась к ним, пытаясь понять, нормально ли то, что я чувствую. Рассказать об этом я никогда и никому не могла, потому что меня просто не понимали. Формально – какие у меня причины, чтобы жаловаться? У меня хорошая одежда, куча репетиторов, меня не бьют, мать следит за успеваемостью, не пропускает ни одного собрания. На фоне тех, кто считался неблагополучным, я выглядела нытиком и человеком, который создает проблемы из ничего. И со временем я поверила в это, начала думать, что просто накручиваю себя, что я неблагодарная дочь.

Дома меня никогда не хвалили наедине. Приятные слова я слышала только на праздниках, когда к маме приходили гости. На таких встречах я чувствовала себя, будто пришла на выставку собак, где моей хозяйке во что бы то ни стало нужно доказать мою «породность». Многие могут вспомнить, что им постоянно ставили в пример «сына маминой подруги». В моей семье этим «сыном маминой подруги» была я. Праздники становились моим кошмаром, потому что я постоянно слышала, как нескольким девочкам, которые приходили с матерями, вполголоса говорили: «а вот Сашенька… не то, что ты». Нетрудно представить, как после этого относились к «Сашеньке».

В классе меня считали очень заносчивой, у меня не было друзей или хотя бы приятелей для банального похода в кино. Моя мать очень пристально отслеживала мой круг общения. С детства мне в голову вбивали только две категории: «по статусу» или «не по статусу». Это было мерило для всего. Если я приводила домой девочку, с которой познакомилась на занятиях по легкой атлетике или на танцах, мама устраивала ей «допрос с пристрастием». Спрашивала про оценки в школе, про успеваемость. Если новая знакомая оказывалась троечницей, общаться с ней я больше не могла. Мать не ставила мне ультиматум, мол – «я запрещаю тебе разговаривать с этим человеком». Такого никогда не было. Меня ждала целая серия разговоров о том, что общаться с безвольными и безответственными людьми, которые не думают о своем будущем – это ниже моего достоинства, что ничего хорошего я не смогу почерпнуть, что меня обязательно затащат в плохую компанию. Если я приводила отличницу или хорошистку, меня убеждали: это – соперник, ты должна быть лучше, ты должна превзойти ее, оказаться хотя бы на ступеньку выше. Это может показаться смешным, но, когда ты слушаешь об этом с самого раннего детства, в голове формируются определенные установки. Их очень сложно вытравить из себя.

Меня убеждали, что я обязана быть выше всех, что я должна быть исключительной, и что только на этих условиях меня будут любить. Мои отношения с матерью можно описать как «товарно-денежные». Я приношу золотые монетки, как в компьютерной игре, чтобы она могла испытывать гордость за меня. Взамен я получаю бонусы в виде новой одежды или телефона. А я просто хотела, чтобы мне сказали – «неважно, какой ты будешь, успешной или нет. Я все равно люблю тебя». Этих слов я так и не дождалась.

У меня не было матери – только начальник

В то время, как мои одноклассники пытались чем-то выделиться, противопоставить себя миру, я просто хотела стать обычным человеком. Один раз я спросила у мамы: «а что страшного произойдет, если я буду жить, как все?». Она ответила: «а разве стоит так жить?». В ее системе координат есть только победители и проигравшие. А я никогда не чувствовала себя победителем. И мне кажется, я была бы бо́льшим победителем, если бы в один прекрасный момент забила на все и начала просто получать удовольствие от жизни.

Я всегда чувствовала зависть к одноклассникам, которые могут просто поболтать со своими родителями, спросить у них совета, рассказать то, что у них на душе. По большему счету, у меня не было матери – только начальник, тренер, наставник. Мне кажется, что в жизни мамы я была просто очередной галочкой в графе ее собственных достижений и успехов. Квартира – галочка, собственная машина – галочка, поездки за рубеж дважды в год – галочка, дочь, про которую можно с гордостью рассказать своим подругам – галочка.

Момент, который я могу назвать переломным, произошел, когда мне было пятнадцать или шестнадцать лет. Я должна была участвовать в городских соревнованиях по легкой атлетике в составе школьной команды. И так получилось, что за пару недель до состязаний я упала и сломала руку прямо около школы. Меня увезли в больницу, а мать приехала туда спустя пару часов, когда закончила работать. Мне было очень больно и страшно, я ждала, когда она заберет меня, сидя в пустой палате. Я думала, что сейчас она обнимет меня, успокоит, но она только сказала: «Сашенька, у тебя ведь соревнования совсем скоро. Что же мы будем делать?». Это были единственные слова сочувствия, которые я услышала. Я сидела, зареванная, с рукой в гипсе, а ее волновали только соревнования по легкой атлетике, которые я пропущу. В этот момент я окончательно поняла, что не существует Александры – человека. Есть только безотказная машина по удовлетворению чужих амбиций и желаний.

Второй раунд

Когда на сцене мне вручали золотую медаль, я чувствовала себя ветераном, прошедшим десятки боевых сражений. Директор отдала мне аттестат и назвала «одной из лучших учениц» выпуска, а я разрыдалась прямо на помосте. Никто не удивлялся – многие девочки заливались слезами, прощаясь со школой. Но я плакала, потому что знала – для меня ничего не закончилось, мне предстоит второй раунд под названием «университет». О том, сколько еще таких «раундов» будет в моей жизни, я просто предпочитала не думать.

Я поступила на юридический факультет, и почти сразу начались проблемы. У меня просто не было сил, чтобы учиться на том же уровне, как в школе. Мне было страшно. В классе меня знали учителя, имидж пай-девочки часто говорил за меня. Мне могли сделать поблажки, пойти на какие-то уступки. Вуз стал для меня совершенно новым полем боя, где нужно было нарабатывать репутацию с нуля. Это время я вспоминаю, как кромешный кошмар. У меня началась бессонница, какие-то совершенно дикие срывы, настроение было похоже на качели. В перерыве между пар я могла просто убежать в туалет и разрыдаться. Я не позволяла себе распускать сопли дома, потому что это слабость, мне самой от себя в такие моменты было противно. Я не хотела, чтобы мать видела меня такой. Я не хотела слушать, что она вложила в меня столько сил не для того, чтобы я превратилась в обычную плаксивую истеричку.

У меня стала хуже память, сильно упало зрение. Иногда по ночам меня просто натуральным образом трясло от страха, что я не смогу что-то выучить и меня отчислят. Мне снилось, как я проваливаюсь на экзамене. Один свой кошмар я помню особенно хорошо: во сне я видела только свои дрожащие руки с зачеткой, в которой стоит огромный жирный «неуд». И мне с этим как-то нужно прийти домой. Как-то это объяснить. Я думаю, что, если бы такое произошло в реальности, я просто поднялась бы на последний этаж и прыгнула вниз.

Я плохо помню период государственных экзаменов и защиты диплома. Это время для меня прошло как в тумане. Я просто не отрывалась от учебников. Я читала, писала конспекты, зубрила, но информация усваивалась каким-то обрывками, кусками. В какой-то момент я поняла, что просто ничего не могу запомнить, как надо. Что у меня в голове какой-то вакуум, черная дыра, и все знания, которые я пытаюсь запихнуть, просто исчезают в ней. Был момент, когда я даже не могла притронуться к ненавистным книгам. Я до сих пор не понимаю, каким чудом смогла закончить университет и не рехнуться, не подсесть на какие-нибудь таблетки окончательно.

Это был вопрос выживания

Нравилось ли мне учиться, интересовало ли меня хоть что-то из программы? Сложно говорить об интересе, когда от тебя требуют только формальных признаков успеваемости. Моя мать мечтала, чтобы я пошла в мединститут, но когда я представила, в каких объемах и что мне предстоит учить, у меня просто началась паника. Я никогда не потянула бы мед. Я там просто не выжила бы. А провалиться, потерпеть поражение – иногда мне казалось, что для моей матери это хуже, чем однажды умереть под колесами автобуса.

После того, как я получила диплом, у меня произошел какой-то окончательный слом. Моя мать сказала тогда: «теперь твоя задача – найти хорошую работу по специальности». И я как-то в один момент поняла, что это все. Что если я сейчас не сверну с этой дороги, не перестану быть «маминой гордостью», то просто не смогу существовать. Это был уже вопрос выживания. И я ушла. Мы с однокурсницей сняли квартиру. У нас были неплохие отношения, она в тот момент уже работала. Это очень сложное было время. В большей степени психологически – я никогда раньше не позволяла себе как-то бунтовать, идти наперекор желаниям мамы. Я думала, что когда я уйду, мне станет намного легче и проще, но в действительности меня просто ломало, как какого-то наркомана. Несколько раз я уже почти собирала вещи, чтобы к ней вернуться. Но прошло уже несколько лет, а я не вернулась.

Я не знаю, кто я

Как я живу сейчас, чувствую ли себя счастливой? Мне хотелось бы ответить на этот вопрос утвердительно, но это не так. Правда в том, что я никак себя не чувствую. Мама несколько раз пыталась со мной связаться, плакала, просила о встречах. Упрекала меня в том, что я предательница. Если ее послушать – выходит, что я просто пользовалась ее средствами, жила, как паразит, а потом бросила ее одну. Не знаю, может, она права. Мне уже не хочется бороться и доказывать ей что-то. Я просто устала.

Я сменила несколько работ – по специальности не работала ни дня. Я просто не могу взять себя в руки и начать что-то делать со своей жизнью. И, к тому же, разве это моя жизнь? Я чужая себе. Я больше двадцати лет была такой, какой меня хотела видеть мама. Я не знаю, кто я. Не знаю, чего я хочу. Успеха? Признания? Наверно, я просто хочу жить спокойно. Для меня нет ничего хуже, чем если начальство выделяет меня и говорит: «вот Александра – ценный сотрудник, ей можно доверить ответственные задачи, сложные». У меня в такие моменты просто опускаются руки.

Я не хочу заводить свою семью. Я боюсь, что когда-нибудь мой ребенок может услышать от меня: «мне все равно, что ты болеешь, сегодня ты должен быть на контрольной». Я не хочу, чтобы мой ребенок боролся за мое внимание, чтобы каждый день он выходил из дома и попадал на войну, с которой обязательно должен вернуться с трофеем.

У меня лежит золотая медаль, красный диплом, но они не принесли мне ни счастья, ни пользы. Просто хлам на верхней полке шкафа, никому не нужный и покрытый пылью. Надеюсь, когда-нибудь мне хватит сил как-то переломить эту ситуацию, вырваться из замкнутого круга. Пока что я этих сил не чувствую.

Источник